10. Послание, написанное ханом кхатавов в ответ Тариэлю
Вот слова того дерзанья: «Царь, чье слово — приказанье,
Я, Рамаз, пишу посланье к Тариэлю. Я дивлюсь.
Как послал ты слово зова мне, кто есть племен основа,
Если мне напишешь снова, я прочесть не потружусь».
Я велел созвать дружины. И явились властелины
От границ. Как строй единый, вышних звезд сошлись войска.
Силы Индии могучи. Отовсюду шли, как тучи.
Дали воинов мне кручи, горы, долы и река.
Шли они без промедленья. Осмотрел я их скопленья.
Все в порядке, всюду рвенье. Души, полные огня.
Словно лес восстал зеленый. Чудо видеть эскадроны.
Кони ржут. Горят попоны. Хваразмийская броня.
Поднял царское я знамя. Черный с красным. Рдеет пламя.
Я с несчетными войсками должен завтра выйти в путь.
Сам я плачу и тоскую. На судьбу пеняю злую.
Как увидеть мне златую? Словно камень пал на грудь.
Полон я тревоги жгучей. Слезы льют, как ключ кипучий.
О, судьба, меня не мучай. Сердце ранено мое.
Вот какой мой рок злосчастный, говорил я в пытке страстной.
Я коснулся розы красной, — я не мог сорвать ее.
Раб пришел. Случилось диво. Сердце стало вновь красиво.
От Асмат слова призыва. Проблеск в сумраках борьбы.
Говорило то посланье: «Солнце кличет. Будь в сияньи.
Это лучше, чем рыданье о деяниях судьбы».
Скорби мрачной и суровой засветился свет мне новый.
К дверце я пришел садовой. Сумрак был и тишина.
Там Асмат меня встречала, улыбалась, привечала:
«Лев! Ты мучился немало. Смело, ждет тебя луна».
Я вошел для счастья часа. Весь чертог одна прикраса.
Над террасою терраса. Свет луны был блеск вполне.
Под завесою, в сияньи, и в зеленом одеяньи.
Призрак, тонкий в очертаньи, так она явилась мне.
Я вошел. Взглянул забвенно. На краю ковра смиренно
Я стоял. А в сердце пленно утихал поток огня.
До подушки стан склоняя, блеском солнце затеняя,
Лик свой спрятала златая, быстро глянув на меня.
До Асмат ее веленье: «Амирбару знак почтенья».
Сесть велит, и для сиденья, вот подушка мне дана.
Сел. А сердце было радо, после грусти, силы взгляда
Нежит то, что счастью надо. И сказала мне она:
«В тот последний раз без слова ты отпущен был. Сурово
Это было. Точно злого зноя принял в поле цвет.
И нарцисс засох на камне. Грусть твоя была видна мне.
Но стыдливость суждена мне. В том девический завет.
Пред мужчиною сиренье, это — наше назначенье.
Но молчать про огорченье — быть с бедою вдвое злой.
На лице была улыбка. Но, как горькая ошибка,
В сердце скорбь дрожала зыбко. Я послала за тобой.
Мало знали мы друг друга. Больше не было досуга.
Но клянусь я, что супруга я твоя во днях.
Клятва — с силой неуемной. Если ж буду вероломной,
Да сравнюсь с землею темной, и не буду в небесах.
В путь. Узнай кхатавов в беге. Есть в победе много неги.
Соверши свой набеги. Битва кличет, — так в нее.
Без тебя я в мленьи сонном. Сердце мне свое, пронзенным,
Ты отдай неразделенным. А возьми взамен мое».
«Этой радостью вечанный, незаслуженной, нежданной,
Буду, духом необманный», — я промолвил, — «весь я твой.
Темен был, но светит чудо. Этот божий свет — оттуда.
Буду я твоим, покудаь лик не будет скрыт землей».
И на книге клятв мы клялись. Оба сердцем обещались.
Так слова ее слагались, в подтверждение любви:
«Да пошлет мне бог кончину, если я к тебе остыну.
Все тебе как властелину. Ты меня своей зови».
Я стоял пред ней мгновенья. Нежны были все реченья.
Мы в минуте развлеченья ели сладкие плоды.
И потом, проливши слезы, я ушел от нежной розы.
Унося лилейно грезы, отошел я от звезды.
В том, конечно, было жало, — уходить мне от кристалла.
Мне рубина было мало и прозрачного стекла.
Вновь зажглась мне радость в мире. Видел солнце я в эфире.
Мир разъят, и пропасть шире. Все же тверд я, как скала.
На коне я был с зарею. К битве рог звучал с трубою.
Сколько войск пошло со мною, как рассказ о том вести?
В Кхатаэти, лев суровый, чуя пир войны багровый,
Я пошел стезею новой, по дорогам без пути.
За индийские пределы выйдя, шел я месяц целый.
Вестник был ко мне, несмелый. Хан Рамаз, через него,
Говорил: «Хоть вы козлами появляетесь пред нами,
Будь мы даже и волками, перед вами все мертво».
Для снисканья примиренья он принес мне подношенья.
Дар достойный изумленья. «Говорит тебе Рамаз:
Мы тебе простерли шею. Ты же силою своею
Не губи. Смотри: робею. Все бери. Детей и нас.
Пред тобой мы согрешили. Не являйся в полной силе.
Если мы неправы были, по стране не мчись грозой.
Да не ведаем отмщенья. Замки все и укрепленья.
Отдаем мы без боренья. Лишь отряд возьми с собой».
Я совет держал с вождями, как поступим в этом сами.
Говорили: «Ты — с врагами. Ты неопытен и юн.
Вид их кроткий — лик заемный. Этот люд и злой, и темный.
Дух всегда в них вероломный. Каждый между ними лгун.
Так советуем мы сами: лишь с отборными бойцами
В путь пойдем, — и пусть за нами близко следуют войска.
Если явят лик покорный, — благо. Если ж — дух упорный,
Да прольется гнев повторный на неверных, как река».
Был доволен я советом. Укрепившись мыслью в этом,
Вот я вестника с ответом отсылаю: «Царь Рамаз,
Знаю я твое решенье. Жизнь отрадней убиенья.
Дам войскам отдохновенье. Сам иду к тебе сейчас».
В мысли, в действии проворных триста— взяв бойцов отборных,
Смело я пошел до спорных и неверных этих встреч.
А войскам сказал: «Следите, где пойду, и как по нити
Там же, вслед за мной, идите. Кликну, — вам поможет меч».
День прошел, и два дня снова. Хан послал еще другого
И сказал такое слово, не один прислав покров:
«Сильный ты, скажу без лести. Гордый ты, и стоишь чести.
В час, когда мы будем вместе, много дам тебе даров.
Правду я тебе вещаю. Сам навстречу поспешаю».
Я в ответ промолвил: «Знаю, щедрый хан твой властелин.
Возвести, что волей бога до него ведет дорога.
Будет радости нам много. Будем мы — отец и сын».
Дальше путь. Вблизи глухого леса, отдыха и крова
Я искал. Послы мне снова. Привели лихих коней.
Мне почет и мне участье. Ты, мол, солнце средь ненастья.
«Быть с тобою, это — счастье для властительных царей».
От владыки извещенье: «Завтра нам соединенье.
Утром встречу, без сомненья. Из твердынь спешу своих».
Я велел разбить палатки. Взоры светлы, речи сладки.
Не играть мне с ними в прятки. Принял их, как стремянных.
И возникла тут услуга. Наградить мне нужно друга.
Из злокозненного круга вывел он меня, любя.
Некий вестник возвратился, и со мной договорился.
«Я должник. И грех случился. Не покину я тебя.
Не боясь заботы бремя, твой отец в былое время
Приютил меня. То семя не на пыльный пало путь.
На тебя куются ковы. Против розы нож суровый.
В той измене вскрой основы. Все узнай, и твердым будь.
Ты не верь тем вероломным. Знай, в изменничестве темном,
В месте некоем укромном, сотня тысяч ждет солдат.
И в другом еще засада. Тридцать тысяч биться радо.
Предпринять немедля надо мер разумных целый ряд.
Выйдет царь тебе навстречу, в сердце сам готовя сечу.
Ложь избравши, как предтечу, войско выстроит тайком.
И пока ты будешь лаской окружен, как хитрой сказкой,
Вдруг нагрянет бой развязкой, ты один, их тьма кругом».
За совет благодарю я. Говорю: «Коль не умру я,
Уж достойно награжу я. Счастлив будешь ты вовек.
Лишь скажи свои хотенья. Коль подобное раченье
Будет брошено в забвенье, я пропащий человек».
Никому о том ни звука. Тайна будет мне порука.
Коль стрела ушла из лука, свист ее услышим мы.
Но своим войскам веленье я послал из отдаленья:
«Все сюда без промедленья, через горы и холмы».
Утром вестников с ответом я послал. И в деле этом
Счел, что с ласковым приветом пусть они идут к врагу.
«Приходи. Иду». Дорога вновь полдня. Здесь все от бога.
Если смерть приходит строго, где укрыться я могу?
На утес взошел высокий. На равнине на далекой
Пыль клубится поволокой. «Там приходит царь Рамаз».
Мыслю: «Сеть он мне раскинул. Но копья не опрокинул.
Острый меч мой не содвинул. Приходи же в добрый час».
Говорю бойцам: «Как стены станем против мы измены.
О скалу лишь в брызгах пены вал ударит в миге встреч,
Кто за власть идет, вставая, дух того парит, взлетая.
На кхатавов нападая, не напрасно вынем меч».
Гордо, резкими словами, я велел, пройдя рядами,
Чтоб оделись все бронями, в сталь замкнув скопленье сил.
Блещут шлемы, светят латы. В бой стремимся мы крылатый.
В этот день, борьбой богатый, меч мой ворога рубил.
Вот из дали из туманной видит враг наш строй наш бранный.
Вид нежданный, нежеланный. Шлет к нам вестника Рамаз.
«Для чего же вы некстати в боевой явились рати?
Нет в измене благодати. Огорчаете вы нас».
Был ответ: «Свой час расчисли. Знаю все твои я мысли.
Ковы в воздухе повисли. Порвалась в сплетеньях нить.
Приходи с своей толпою. Буду меряться с тобою.
Поднят меч, готовый к бою, чтоб тебя в бою убить».
Обменялися словами. Тотчас дым пошел клубами.
С двух сторон враги рядами из засады в бой пошли.
Дым огней, всходивший мраком, для бойцов был скрытых знаком.
В токе ринулись двояком, но вредить мне не смогли.
Взяв копье, своей рукою шлем скрепив над головою,
Рвался я, горячий, к бою, быстрой смелостью гоним,
Мною длинный строй построен. Ход стремительный удвоен.
Вид врагов моих спокоен, многочислен, недвижим.
«Он безумен», — говорили. Там, где враг был в полной силе,
Встал я, словно в плесках крылий. Двинул в воина копье, —
Вмиг коня я опрокинул, их обоих в смерть содвинул.
Треск копья. И меч я вынул, восхваляя лезвие.
Вижу, им довольно пряток. И на стаю куропаток
Сокол пал. В кипеньи схваток, на бойца швырнул бойца.
Там, где меч мой светом машет, стрекозою воин пляшет.
Смертный плуг мне ниву пашет. Прорван строй их в два конца.
Вкруг меня, шумя, вскипая, плещет вражеская стая.
Я ликую, ударяя. Кровь как брызги из ручья.
Тот, над кем клинок мой свистнет, и кого к седлу притиснет,
Как мешок с коня повиснет. Все бегут, где гляну я.
В час зари, пред ночью черной, с вышины горы узорной,
Возгласил к врагам дозорный: «Бой кончайте. Грозный час.
Гнев небесный — полновластный. Прах вздымается ужасный.
Силы ток идет запасный. До конца погубят нас».
Те, кого я за собою вел, призыв услышав к бою.
Шли поспешною стопою, устремляясь до борьбы.
Что утесы им и горы! Сломят всякие запоры.
Бьют литавры, кличут хоры, слышен громкий глас трубы.
В бегство враг пустился смятый. Были овцы их солдаты.
Мы в погоне. Блещут латы. Наше поле. Клик и стон.
Царь Рамаз с коня был скинут, из седла мной опрокинут.
Меч и меч, скрестясь, содвинут. Всех забрали мы в полон.
Вот хватают полоненных, слепотой как бы сраженных,
Рушат наземь побежденных. Страх всесилен, пасть должны.
А моим бойцам — награды. Ждали битвы, битве рады.
Все враги — их смутны взгляды — стонут, точно чем больны.
Миг победы не обманен. Отдых светел и желанен.
Лезвием я в руку ранен. Что мне этот царапок.
За дружиною дружина, рада видеть властелина.
Сердце их со мной едино. Мною дух бойцов высок.
В сердце смелых восхваленья — за труды вознагражденье.
Те мне шлют благословенья, этим хочется обнять.
Благородные, которым был как сын я, дружным хором
Хвалят, видно было взорам, как мечом кладу печать.
Разослал солдат я всюду. Принесли добычи груду.
Этой битвой горд пребуду. Кровью выкрасил простор.
Кровью тех, кто смерть мне тщился дать. У врат градских не бился.
Каждый город мне открылся, отодвинув свой запор.
Говорил царю Рамазу: «То, что скрыто, видно глазу.
Так оправдывайся сразу, если ты попался в плен.
Открывай свой твердыни. Все сочти их в длани ныне.
А не то, в твоей кручине, счет сочту твоих измен».
Отвечал Рамаз: «Моею волей больше не владею.
Чрез тебя лишь власть имею. Пусть придет ко мне скорей
Из моих любой властитель. В замках каждый охранитель
Будет знать, кто победитель. Замки все в руке твоей».
Словно ветер по долине, власть моя стремилась ныне.
Были отданы твердыни, все, их сколько там ни есть.
Вражьих всех вождей собрал я, и раскаяться им дал я
А сокровищ сколько взял я? Столько, столько, что не счесть.
Так, мои твердыни эти. Я прошел по Кхатаэти.
В изобильи, в самоцвете, открывалась мне казна.
Тем, что мне ключи вручили, я сказал: «Без страха, в силе,
Будьте. Чаша изобилии мной не будет сожжена».
Чтоб отметить клад от клада, самоцветы, радость взгляда,
Много времени бы надо, много взял сокровищ я.
Я нашел покров чудесный, был он видом как небесный,
В нем состав волшебно-тесный был как твердая струя.
Ни с ковром он, ни с парчою был несходен, но волною,
И цветною, и стальною, полюбился очень мне.
Взял я эту ткань оттуда. Всяк, кто глянет, молвит: «Чудо».
Цвет ценнее изумруда, закаленного в огне.
Это в дар для той лучистой, кто мне светит в жизни мглистой,
Как светильник золотистый. Из отборного, что есть,
Для царя в родные страны потянулись караваны.
И как дух цветов медвяный — чрез дары благая весть.